Эх, Манька моя, Манька, кто теперь тебя так помоет-вычистит, как я это делала, кто повесит новую «вонючку» на зеркало, кто разберется в багажнике?

Я стояла и смотрела в окно, как мой муж снова увозит на моей машине мою дочку. Уже помахали мне – большая и маленькая – две руки, уже замурчал мотор, включился ближний свет, опустился «ручник»... И вот уже не видно треугольного значка «Осторожно, в машине ребенок!» на заднем стекле, вместо него – маленькая точка-светлячок.

Закрыла глаза. Один, два, три... Вот они проехали поворот на мост, вот постояли на светофоре (непременно постояли, потому что муж редко попадает в «зеленую волну»), двадцать один, двадцать два... перестроился в правый ряд, снова повернул направо... Дочка сидит, пристегнутая намертво к своему детскому креслу, изучает крепления на предмет высвобождения из безопасного плена и лялякает в унисон с Трофимом. Сорок пять, сорок шесть... подъехали к пешеходному переходу, пропустили соседских бабушек, въехали во двор. Грязный, раздолбанный, не приспособленный ни для людей, ни для детей, ни для машин, ни для собак. Но как хотелось бы оказаться сейчас именно там, с ними! Отщелкнуть ремень безопасности, вылезти из любимой «одиннадцатой», переложить в сторону две старые покрышки, загнать машину в удобный дворовый закуток. И – домой, домой, завалиться втроем на большой диван и обсуждать, куда рванем в субботу: на дачу, в лес, на речку?

Но мне нельзя туда, а им нельзя остаться со мной. Потому что наша онкология и так переполнена.

- Капельница! – разносится по коридору.

Да слышу я, слышу, уже ложусь... Эх, Манька моя, Манька, кто теперь тебя так помоет-вычистит, как я это делала, кто повесит новую «вонючку» на зеркало, кто разберется в багажнике? У мужа теперь забот полон рот, бабушкам и деду придется внучку развлекать. Это даже хорошо, что малявка у нас самостоятельная растет, за мамкин подол не держится... Какой «подол», у меня и юбок-то сроду не было, в последний раз свой подол видела на собственной свадьбе... Мура какая-то в голову лезет!

- Ох-хо-хо, где ж мы вену сегодня искать будем? Перекладывай подушку в ноги, давай другую руку, будешь в окошко смотреть... Телефон подать с тумбочки? Да запросто, только рукой не шевели, сама знаешь, какие у тебя вены, - с напевной интонацией предупреждает медсестра Люба, настоящая русская красавица, из тех, кто и коня на скаку, и в избу.

- Люб, вот у твоего мужа такой бизнес, а ты на «шестерке» ездишь, да с нами за три копейки возишься. Оно тебе надо? – зачем-то лезу в чужую жизнь.

- Во-первых, в твою вену могу попасть только я! – Люба самодовольно распрямляется, поводя плечами и поправляя флаконы с лекарством, - Во-вторых, чем «шестерка» не машина? Я ж ее в кредит покупала, своими кровными расплачивалась, когда никакого мужа еще и в помине не было! Каждый винтик ее знаю, каждый чих слышу, каждую неисправность зад... носом чую, - нараспев продолжает она. – Ну, купит мне мой дорогую громадину, так она ж чужая будет, не выстраданная.

- Все должно быть выстраданным?

- А как же! Выстраданным, заслуженным, заработанным... Только так. Все, больная, лежи, не шевелись, лечись. Держи свой телефон. Своему звонить будешь? Только ж расстались.

- Своему, кому ж еще. Я, Люб, его об одной вещи попросить хочу. Чтоб выздороветь поскорей, - признаюсь с усмешкой.

- Это дело. Давай, нечего тут разлеживаться, - нарочито грубо проронила Люба.

Рука привычно немеет, голова «плывет», за окном скидывают «бабьелетовские» листья стройные березки. В коридоре шаркают старушки, прогуливается молодежь, поспешно цокают каблуками врачи и медсестры. А я вспоминаю, как впервые услышала о диагнозе, как вышла из кабинета врача, сняла бахилы, пикнула кнопкой сигнализации... Как доехала до дома, если слезы заливали не только щеки и подбородок, но и руки, руль, коленки? Как не покалечила никого в тот кошмарный день? Манька сама довезла, не иначе. Спасла, родная, и окружающих, и хозяйку. Вот только... зачем? Чтобы я теперь мучилась? Эх, Манька, Манька, может, лучше было б, если б...

- Алле, Мить. Ты малую отвез к бабуле?

- Ну да, только вернулся. Ты как? – такой родной голос, такой повседневный.

- Как обычно. Ты, Мить, пригони мне машину. Пожалуйста. Поставь тут под окнами. До работы тебе два шага, за дщерью только через неделю поедешь. Пригони ее, а? – голос чуть не сорвался на писклявый плач.

- Зачем? Чудное желание. Ты... Да ты чего надумала?! – супруг уже не кричит, а ревет, как разъяренный бык.

- Тьфу, чокнутый. Не дождетесь! Сейчас скажешь, что я дура сентиментальная, тебе не понять... Мить, пусть тут стоит, у меня. Я утром проснусь, чайник включу, гляну в окно – а она стоит. И я как будто дома. Как будто здоровая, ничего не происходит, сейчас проснется дочка и попросится на руки...

Тишина в трубке. Потом шуршание и приглушенный голос:

- Хорошо. Прямо сейчас подъеду.

Вот и хорошо, что «хорошо». Все на душе будет спокойней. Выйду прогуляться – посижу в машине, глядишь – вокруг больницы прокачусь вечерком, когда никого нет. Может, и к парку ближайшему с соседкой по палате съезжу... Хи-хи-хи, смешно. О чем я думала до этого кошмара? Как бы выплатить кредит, как бы купить малявке новую кроватку, как бы подлатать забор на даче, приобрести бы новые колеса – не резину, а целый новый комплект колес! О чем стала мечтать после? Вырастить бы дочку, успеть рассказать, чем отличается добро от зла, ложь от правды, мнимое от настоящего. Научить красиво одеваться и неброско краситься, держать удар, не унывать, водить машину... О как завернула! А ведь точно: водить машину. Кто ее будет учить, отец, что ли? Не-ет, мужикам такое дело доверять нельзя. Хорошо помню, как училась рулить со своим отцом. «Не жги сцепление! Не перекручивай руки! Не верти головой – зеркала есть! Не жмись к бордюру, не цепляй колесом обочину!». Ух, выходила на трясущихся ногах из «Москвича» - моего ровесника. А чего кричать-то? Мы, женщины, не тупые, у нас просто мозги от ваших криков и ехидных замечаний скукоживаются.

А вот и муж. И машинка моя любимая, цвета венозной кро... цвета сладкой вишни. Побудь со мной, подруга, попереживай за меня, поддержи. Помнишь, как мы с тобой ревели под дождем, когда мерзавцы разбили твое боковое стекло и выдрали стереодинамики? Сняли оплетку с руля, с сиденьев – чехлы. Мне тогда казалось, что это надо мной надругались, трогали грязными вороватыми руками, гыгыкали, сплевывали сквозь прокуренные зубы...

Ну вот, Мань, с тобой легче пролетели последние три недели мучений и лечений. А потом еще три месяца свободы и проверок, проверок и осмотров – тоже прошли. А потом еще три. И еще. И снова трясутся руки, когда еду в диспансер и возвращаюсь обратно. Но мне и сегодня шепнули эти волшебные слова: «стопроцентная ремиссия». Так что вперед, Манюня-а-а-а! К дому, Маня, к мужу, к дочке, к неуютному двору и рваным покрышкам в твоем «стойле». Но ведь это не столь важно, правда, Мань? Главное – живе-о-ом! Автор ЕКАТЕРИНА ВУЛИХ