Тамара Пронько. Запахи детства в будни и праздники.
13 мая 2022
В родительские субботы на кладбище не ходили, да и родители были живы. Дни рождения не отмечали, но отмечали именины. Был повод собраться всей большой семьёй, поговорить, посмотреть друг на друга, на детей, посмеяться доброй шутке, попеть любимые песни, причём репертуар был настолько обширным, что каждый находил для себя затаённый смысл народных песен, которые слагались и пелись веками вне политики и вне социальных условий.
Пережив тяжёлые годы репрессий, каждый отвечал за свои произнесённые слова. Как приятно было слышать мужское пение. Помню, как пел песни мой отец, руками дирижируя высоту звука. Пели все, даже если не было голоса и слуха. Моему дядьке доверяли только произносить «Бом – бом!», в песне «Вечерний звон». Частушки визгливым голосом не любили, а песни про любовь почему-то все были тоскливые, очевидно только утратив счастье, жалеешь о своих ошибках и винишь свою горькую судьбу.
Итак, моего деда звали Иваном, а потому все дети – Ивановичи собирались на Иванов день в родительский дом к матери, захватив бутылку вина и кулёк конфет или пряников в жесткой серой бумаге. Отмечали Троицу. Следующим праздником, чтимым в нашей семье, был День Петра и Павла, 12 июля. Бабушку звали Павлиной, а любимого и единственного её сына Петром, поэтому праздник апостолов в середине лета был особенно почитаем.
В теньке под дубом расстилали из газет скатерти, благо их было вдоволь, одни доклады Хрущёва занимали несколько листов. Выносились самотканные половички и постилки, да пару старых фуфаек. Тарелки с огурцами, помидорами, луком, картошкой. Что для русского человека надо… А если бабушка доставала сохраненный кусочек солёного сала, то не нужны были ни колбаса, ни сыр. После выпитого, принесённого гостями вина, бабушка доставала своё малиновое и собрание продолжалось.
Особенно мне нравилась песня про васильки. Папин вариант этой старой песни был совсем непечальным. Он брал меня на руки и подбрасывал вверх, чтобы я смеялась, и говорил, что мои глазки и есть васильки, и эта песня про меня.
В церковные праздники как-то легко вписывались в августе День железнодорожника и День строителя, а так как других профессии в нашей семье не было, то грех бы был их не отметить. Отец работал наладчиком в резерве проводников вагонного депо станции Брянск – I.
Кроме родственников с нами часто встречалась Валентина Николаевна. Высокая стройная красивая женщина в элегантном костюме и китайской поплиновой блузке с вышитыми мелкими синими цветочками. Единственным непонятным для меня вопросом было то, что даже в жару она была в чулках. Спрашивать было неловко, и только потом мой детский любопытный взор увидел одну такую ногу в чулке и чёрной туфлей в стороне под покрывалом. У Валентины Николаевны был протез.
Отец работал до 20 часов, а детский сад закрывался в 18. Частенько Валентина Николаевна забирала меня из сада и приводила к отцу на работу, вручив бумагу и карандаш, учила рисовать домики и птичек. Начальник и служащие уже ушли и все помещения от комнаты отдыха проводниц с топчанами до актового зала со старым пианино и пыльным занавесом мною были изучены. В актовом зале рисовала художница плакаты и растяжки, поэтому мне было стыдно за свои домики и цветочки.
В праздники бабушка молча, никому не говоря, потихоньку готовилась к приходу гостей, и врасплох застать её было трудно. На лето двойные рамы в доме вынимали, мыли после зимы и убирали в чулан, давая приникнуть внутрь дома летнему воздуху и солнечному теплу. Подоконники становились шире, и на кухонном окне располагался ряд всевозможных из темного стекла бутылок с пробками из газетной бумаги. Каждое утро, пока домашние спали, с маленькой синенькой эмалированной кружечкой бабушка выходила в сад и собирала ягоды малины для настойки, опередив своих и чужих детей.
Залезть в чужой сад и проверить яблоки и ягоды, было какой-то доблестью. Вспоминается случай, когда мы с мамой вырастили подсолнухи и берегли их от птиц, каждый укрыв холстиной. Стоило лишь один раз нам отлучиться в баню, как соседские ребятишки срезали все 22 подсолнуха, оставив могучие стволы. Жалко не было, было обидно.
У дедушки с бабушкой всегда был сад, не смотря на близкие грунтовые воды. С довоенных времён возле дома рос дуб и липа. Собирать липовый цвет и желуди было детской обязанностью. Вкус того кофе из желудей мной не забыт до сих пор. Сначала мы просто делали из желудей бусы, но потеряв интерес к уже потерявшим внешний вид украшениям, отдавали свои драгоценности свиньям.
На поляне под дубом косили траву подстилки в хозяйстве. Запах свежескошенного сена, перемежаясь с запахами смородины и малины, случайно раздавленных ногами, трели кузнечиков и назойливое жужжание шмелей над цветущим клевером. Разве можно это забыть?
Летом светает рано и опьянённый от утренней росы в зарослях кустарника невидимый для всех поёт и щелкает соловей. Неожиданно, неизвестно откуда, нарушив гармонию летнего утра, врывается чёрно-белая сорока со своими новостями – сплетнями несколько секунд режущего слух крика и снова тишина.
В нашей жизни почему – то всё приходит внезапно. Ждёшь- ждёшь чего-то нового, необычного, а потом понимаешь, что необычное уже было и стало простым, обыденным и неинтересным. Только со временем, оглядываясь в прошлое, понимаешь цену череды житейских радостей и событий, что случились с нами в жизни.
Пережив тяжёлые годы репрессий, каждый отвечал за свои произнесённые слова. Как приятно было слышать мужское пение. Помню, как пел песни мой отец, руками дирижируя высоту звука. Пели все, даже если не было голоса и слуха. Моему дядьке доверяли только произносить «Бом – бом!», в песне «Вечерний звон». Частушки визгливым голосом не любили, а песни про любовь почему-то все были тоскливые, очевидно только утратив счастье, жалеешь о своих ошибках и винишь свою горькую судьбу.
Итак, моего деда звали Иваном, а потому все дети – Ивановичи собирались на Иванов день в родительский дом к матери, захватив бутылку вина и кулёк конфет или пряников в жесткой серой бумаге. Отмечали Троицу. Следующим праздником, чтимым в нашей семье, был День Петра и Павла, 12 июля. Бабушку звали Павлиной, а любимого и единственного её сына Петром, поэтому праздник апостолов в середине лета был особенно почитаем.
В теньке под дубом расстилали из газет скатерти, благо их было вдоволь, одни доклады Хрущёва занимали несколько листов. Выносились самотканные половички и постилки, да пару старых фуфаек. Тарелки с огурцами, помидорами, луком, картошкой. Что для русского человека надо… А если бабушка доставала сохраненный кусочек солёного сала, то не нужны были ни колбаса, ни сыр. После выпитого, принесённого гостями вина, бабушка доставала своё малиновое и собрание продолжалось.
Особенно мне нравилась песня про васильки. Папин вариант этой старой песни был совсем непечальным. Он брал меня на руки и подбрасывал вверх, чтобы я смеялась, и говорил, что мои глазки и есть васильки, и эта песня про меня.
В церковные праздники как-то легко вписывались в августе День железнодорожника и День строителя, а так как других профессии в нашей семье не было, то грех бы был их не отметить. Отец работал наладчиком в резерве проводников вагонного депо станции Брянск – I.
Кроме родственников с нами часто встречалась Валентина Николаевна. Высокая стройная красивая женщина в элегантном костюме и китайской поплиновой блузке с вышитыми мелкими синими цветочками. Единственным непонятным для меня вопросом было то, что даже в жару она была в чулках. Спрашивать было неловко, и только потом мой детский любопытный взор увидел одну такую ногу в чулке и чёрной туфлей в стороне под покрывалом. У Валентины Николаевны был протез.
Отец работал до 20 часов, а детский сад закрывался в 18. Частенько Валентина Николаевна забирала меня из сада и приводила к отцу на работу, вручив бумагу и карандаш, учила рисовать домики и птичек. Начальник и служащие уже ушли и все помещения от комнаты отдыха проводниц с топчанами до актового зала со старым пианино и пыльным занавесом мною были изучены. В актовом зале рисовала художница плакаты и растяжки, поэтому мне было стыдно за свои домики и цветочки.
В праздники бабушка молча, никому не говоря, потихоньку готовилась к приходу гостей, и врасплох застать её было трудно. На лето двойные рамы в доме вынимали, мыли после зимы и убирали в чулан, давая приникнуть внутрь дома летнему воздуху и солнечному теплу. Подоконники становились шире, и на кухонном окне располагался ряд всевозможных из темного стекла бутылок с пробками из газетной бумаги. Каждое утро, пока домашние спали, с маленькой синенькой эмалированной кружечкой бабушка выходила в сад и собирала ягоды малины для настойки, опередив своих и чужих детей.
Залезть в чужой сад и проверить яблоки и ягоды, было какой-то доблестью. Вспоминается случай, когда мы с мамой вырастили подсолнухи и берегли их от птиц, каждый укрыв холстиной. Стоило лишь один раз нам отлучиться в баню, как соседские ребятишки срезали все 22 подсолнуха, оставив могучие стволы. Жалко не было, было обидно.
У дедушки с бабушкой всегда был сад, не смотря на близкие грунтовые воды. С довоенных времён возле дома рос дуб и липа. Собирать липовый цвет и желуди было детской обязанностью. Вкус того кофе из желудей мной не забыт до сих пор. Сначала мы просто делали из желудей бусы, но потеряв интерес к уже потерявшим внешний вид украшениям, отдавали свои драгоценности свиньям.
На поляне под дубом косили траву подстилки в хозяйстве. Запах свежескошенного сена, перемежаясь с запахами смородины и малины, случайно раздавленных ногами, трели кузнечиков и назойливое жужжание шмелей над цветущим клевером. Разве можно это забыть?
Летом светает рано и опьянённый от утренней росы в зарослях кустарника невидимый для всех поёт и щелкает соловей. Неожиданно, неизвестно откуда, нарушив гармонию летнего утра, врывается чёрно-белая сорока со своими новостями – сплетнями несколько секунд режущего слух крика и снова тишина.
В нашей жизни почему – то всё приходит внезапно. Ждёшь- ждёшь чего-то нового, необычного, а потом понимаешь, что необычное уже было и стало простым, обыденным и неинтересным. Только со временем, оглядываясь в прошлое, понимаешь цену череды житейских радостей и событий, что случились с нами в жизни.
Количество просмотров: 2579
